Тромб

Глава 19.  ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПОМПЕИ  

Руководство компартии с нарастающими темпами расшатывало устои державы. Шквал взаимоисключающих, противоречивых указаний и постановлений ЦК порождали хаос, разброд и шатания на местах.
Смешное и трагическое заключалось в том, что как раз те, кто должен был организовывать и направлять массы на "последний и решительный бой" с этими негативными явлениями, сами больше всех нарушали законы. Что касается пьянства, то пили все поголовно. Но - строго конфиденциально. В узком кругу приближенных лиц. Чтобы с похмелья не было мучительно больно вспоминать с кем выпивал, чем закусывал. А то ведь и настучать мог кто-либо из друзей - собутыльников. Что, кстати, не раз бывало.
Дни рождения, другие мероприятия партийной элиты праздновались с большой помпой, под охраной милиции, в историческом заповеднике на острове Хортица. Партаппаратчики калибром поменьше хлестали водку прямо на рабочих местах, в кабинетах. А вот как, например, проходила образцово-показательная партийная свадьба. В назначенное время к месту сбора в одном из многочисленных злачных мест на берегу Днепра машинами съезжаются приглашенные. Поздравляют молодоженов, рассаживаются за праздничный стол, в центре которого красуется огромный трехведерный самовар. Вместо привычных бутылок со спиртным ,пивом, солений, других атрибутов застолья стоят скромные чайные приборы, сладости, праздничные торты. Наконец звучит долгожданный клич: просим к столу - наполнить чашки чаем и стоя 
выпить за счастье молодых. И потекла бесконечной струей из крана самовара отменная пшеничная водка, изготовленная ,как метко окрестили в народе, из лучших коксующихся углей Донбасса, и не было счета выпитому и съеденному, и были здравницы, песни, танцы, и было всеобщее веселье, которое не смог омрачить естественный в подобных случаях мордобой. В общем, начало у свадьбы было как у образцово - показательной, а конец - как у всех обычных.
В подобном плане проводились практически все общенародные компании. Пытались сделать как лучше, а получалось- как всегда.
В 1990 году меня назначили заведующим общим отделом обкома партии. От прежней моей должности она отличалась прежде всего тем, что теперь в моем подчинении оказался целый коллектив, который был центром, своеобразным двигателем деятельности всего 140 - тысячного отряда коммунистов области. Все партмероприятия, входящая и исходящая документация, секретная переписка, шифровальные машины, компьютеры, множительная техника, правительственная связь и обслуживающий персонал с этого времени замыкались на мне. Увы, самостоятельный участок работы меня не радовал. Обстановка в стране продолжала накаляться. Многочисленные оппозиционные печатные издания, получавшие обильные финансовые вливания из-за кордона, изо дня в день шарашили осоловевших от засилья демократии обывателей различного рода откровениями.
После перехода на новую работу меня и многих моих коллег со всей страны вызвали в Москву на переподготовку. Впечатление от этой поездки было гнетущим. Полнейший бардак, никто толком ничего не знает и знать не хочет, делается только видимость какой то работы...
При первой встрече в огромном кабинете зав. общим отделом ЦК КПСС на Старой площади мы добрых три часа томились в ожидании, когда наконец высокое начальство соизволит обратить на нас внимание. А оно, это самое начальство, в это время ни капли не смущаясь нашим присутствием, вело переговоры по трём телефонам сразу: с аптечным руководством - на предмет доставки дефицитного лекарства для матери - старушки, с парикмахерской -договор для посещения супруги и с ЦК -овской столовой - по заказу продуктов питания. Когда мы поинтересовались, что делать заведующему общим отделом, отвечающему за секретную документацию, шифровальную технику в экстремальной ситуации, московский партийный функционер растеряно заерзал в кресле: что вы подразумеваете под экстремальной ситуацией? Пожар, землетрясение, наводнение?
- Нет, не природные катаклизмы, а события иного рода. К примеру, если разъярённая толпа ворвется в обкомовское здание с целью его разгрома...
- А что, разве такое возможно?
- Возможно, вполне даже возможно, заверили мы его. Надо отдать должное оперативности ЦК - буквально через несколько дней после возвращения домой из Москвы пришла совсекретная шифрограмма, в которой давались конкретные указания на случай нештатной ситуации. В случае угрозы захвата партийных зданий враждебно настроенными элементами немедленному уничтожению подлежала вся секретная документация, шифровальное оборудование и шифровальные коды. Ответственность за это возлагалась лично на заведующих общими отделами. В конце шифровки стояла подпись: Генеральный секретарь 
ЦК КПСС М. Горбачев. Никто не думал, не гадал, что последующие события в стране станут развиваться так, что появятся все предпосылки для непосредственного использования этой инструкции. Забегая наперед скажу, что меня она спасла от серьезных неприятностей с правоохранительными органами.
Партийная империя тем временем трещала по всем швам. На слуху все чаще стали упоминаться такие давно забытые понятия, как забастовки, акции протеста, пикетирование помещений партийных и советских органов. Ситуация на местах становилась все более непредсказуемой. Во множестве стали распространяться листовки враждебного содержания. На стенах, заборах писалась аббревиатура КПСС, где вместо последних двух букв изображались эсэсовские молнии. В приемные руководителей партийных и советских органов стали поступать телефонные звонки с оскорблениями и угрозами физического уничтожения: - "Ваши кишки развесим на проводах, а отрезанными головами деревья украшать будем" - круглосуточно названивали многочисленные "доброжелатели". Густым туманом окутывало тревожное ожидание. Надвигались необратимые перемены. Пустая политическая трескотня Горбачёва, судорожные непонятные телодвижения украинского партийного вождя С. Гуренко, путанные, зачастую взаимоисключающие письменные и устные указания сверху сбивали с толку. У "партноменклатуры" начали сдавать нервы. Волной пошли заявления с просьбами о переводе на другую работу или даже об увольнении по собственному желанию. Такого ранее не бывало. Поздним вечером в обкоме партии появился начальник областного КГБ генерал Д.Федосов и проинформировал ,что по имеющимся агентурным данным готовится захват обкомовского здания. Предупреждение восприняли очень серьёзно и немедленно начали подготовку к долговременной осаде. Завезли в достаточном количестве продукты питания, питьевую воду, медикаменты. Проверили запасные выходы, вспомогательные помещения, пожарные лестницы. Во дворе установили электрогенераторы на случай отключения электроэнергии. Определили места расположения бойцов спецназа. В общем к защите здания готовились по всем правилам. Прикинули, что нескольких дежурных милиционеров, несущих круглосуточное дежурство в помещениях, было явно недостаточно. Чрезвычайные обстоятельства требовали чрезвычайных мер.
На рассвете, накануне ожидаемых событий, во двор обкома партии вкатилось несколько автобусов с наглухо зашторенными окнами. Из них короткими перебежками по одному в здание проникло несколько десятков ОМОНовцев при полной экипировке: в камуфляже, в специальных штурмовых касках с плексигласовыми забралами, со щитами и резиновыми дубинками. Огнестрельное оружие было только у офицеров.
Далее события развивались как по сценарию крутого американского боевика. К десяти утра у здания стали собираться возбужденные люди с плакатами и транспарантами в руках. Все громче слышались выкрики с угрозами и проклятиями в адрес партии и её руководителей. В ходе подготовки к отпору провокации возник вопрос: выставлять бойцов перед толпой или оставить внутри и ожидать, когда нападающие ворвутся внутрь, смяв милицейский заслон. Остановились на втором варианте. Следовало делать видимость уважения законов. Насильственное проникновение в учреждение - вполне достаточное основание для того, чтобы пустить в ход дубинки.
А напряжение тем временем продолжает возрастать. И внутри, и с улицы. Толпа напирает на наружную охрану, требует открыть входные двери. Наиболее рьяно орут до предела обозленные старушки и ветераны с орденскими колодками на пиджаках. По команде выкрикивают политические требования. У части демонстрантов в руках появляются камни, палки, металлические прутья, завернутые в газеты. В серьезности их намерений сомневаться не приходиться.
Командир ОМОНовцев объявляет своим подчиненным боевую готовность. Бойцы поправляют амуницию, застегивают ремешки касок, с интервалом в полтора метра выстраиваются в одну линию вдоль стеклянных витражей первого этажа, закрытых плотными занавесками. Беснующаяся за стеной толпа и не подозревала о готовящемся "сюрпризе". Вне всякого сомнения, если бы митингующие увидели ,что их ожидает засада, это бы подействовало на них как красная тряпка на быка и побоища избежать не удалось. Подобный вариант нами прорабатывался. Рядом в переулках ожидали машины пожарных и скорой помощи. На случай экстремальной ситуации. Некоторые из демонстрантов что есть силы лупят ногами по стеклу, но оно толстое и пока удары выдерживает. Видя такую ситуацию, я быстро поднялся на третий этаж в свой кабинет, сложил в большие картонные коробки все оставшиеся самые важные деловые бумаги из сейфа, достал служебный пистолет. Загнал в ствол патрон, поставил на предохранитель. Зачем это сделал, собирался ли стрелять в нападавших - об этом не думал Все зависело от сложившихся обстоятельств. Но отдать себя в руки разъярённых фанатов без боя не собирался. Для быстроты выбрасываю коробки с особо важной документацией из окна во внутренний двор, по лестнице сбегаю вниз, дрожащей от волнения рукой поджигаю костер... Пламя охватывает листы бумаги, черные хлопья, кружась, поднимаются вверх. Ярким пламенем горит секретная документация государственной важности, совсекретные протоколы, инструкции по использованию шифровальной техники, коробки с кодами. Всё- согласно имеющейся на руках инструкции ЦК. Разворошив ручкой швабры тлеющую золу, бегу в спецотдел - здесь в опечатанных бронированных комнатах находятся шифровальные машины - своеобразный шедевр достижений советской науки и техники. Закрытые чехлами, в специальных нишах, готовые к работе в любую секунду, они завораживают глаз совершенством форм и какой-то необыкновенной таинственностью. В Москве нам рассказывали, что американская разведка не один год охотилась за ними, чтобы заполучить ее в свои руки, но все безрезультатно. Уж больно сложна у них система расшифровки. В углу, рядом с машинами, лежит выкрашенный красной краской толстый металлический круг, на нем - пудовая кувалда. Это - орудие разрушения, которым необходимо превратить вершину достижений инженерной мысли в груду металлолома. Обращаюсь к рядом стоящему бледному шифровальщику: - ну что, начнем крушить или немного подождем? Тот мычит что-то нечленораздельное. Решаю сам: мать его ети, была - не - была, подождем чуток. Время еще есть. Ломать -не строить. Приложился пару раз кувалдой - и нет машины.
А у стен обкомовского здания события приближаются к критической отметке. Милицейский заслон трещит, но еще держится. Толпа беснуется, напирает. Вот-вот может случиться непоправимое. ОМОНовцы в полной готовности. Побелевшие от напряжения пальцы крепко стискивают рукоятки дубинок. Казалось - трагического финала не миновать. И здесь беспричинно, совсем неожиданно для всех, пикетчики вдруг... выдыхаются и отступают. Вместо агрессивного многоголосого хора угроз стали слышны лишь отдельные осипшие выкрики. Пар выпущен. Толпа разделилась на отдельные группки. Делятся впечатлениями, размахивают руками. Затем постепенно расходятся.
Внутри здания напряжение тоже пошло на спад. Командир подразделения - крепкий здоровяк с короткой стрижкой и бычьей шеей, обратной стороной ладони вытер пот со лба и коротко пролаял хриплым голосом: - отбой! Разойдись!
Так завершилось первое по-настоящему взрывоопасное противостояние толпы и власти. Достаточно было какого-либо пустяка, у кого-то не выдержали нервы - и беды бы не миновать

 Горячий август 91-го >>

<< Недолго маялась старушка в высоковольтных проводах