Ашдод литературный

Круг

Во общем, Павлик, я даже не соображу с чего начать. Многое ты и сам знаешь... Словом, когда ты ушел на "Транспортнике", все это и началось, как будто только и ждало твоего ухода.
Мы с Вадимом вели обычные наблюдения, когда опять вошли в очередную метеоритную зону. Вадим был на смотровой площадке и занимался чем-то своим, а я начала передавать информацию на базу. Связь была плохая. Все время экран подергивало, искажая лицо диспетчера, и вдруг как будто кто-то сдернул изображение. На мгновение экран погас, а потом, как из небытия, появилось лицо. Странное, с необыкновенно глубокими темными глазами. Они приковывали к себе и с какой-то неизъяснимой печалью куда-то звали. 

Не знаю, кажется, я на миг потеряла сознание, но когда пришла в себя, на экране было все то же невозмутимое лицо диспетчера. Я продолжала находиться в каком-то оцепенении, когда услышала взволнованный голос Вадима.
- Ди! - Так называл меня Вадим, когда мы были одни. - Ну где же ты?! Иди сюда! Быстрее!
Медленно, как в странном сне, до меня дошло, что он давно уже зовет меня. Я быстро поднялась на площадку и на фоне черного звездного неба увидела яркий уходящий по спирали сфероид. 

Не знаю, что со мной случилось, никогда не подозревала себя в какой-то истеричности, но все это и замкнутая жизнь на станции как-то странно на меня подействовали. Я как с цепи сорвалась.
- Ну, что ты стоишь как чурбан, ну, сделай же что-нибудь! Они же уходят!
От неожиданности Вадим вздрогнул, но меня уже понесло. Не помню, что именно, но я наговорила ему кучу гадостей, требовала, чтобы он немедленно что-нибудь делал, догнал. Слезы застилали мне глаза, я топала, как ребенок, потерявший любимую игрушку… Во общем я вела себя, как безумная.
Вадим пытался успокоить меня, говорил, что нас заметили, что они обязательно вернутся, что сейчас нужно просто сообщить на базу.
- Ди, милая, не надо. - Говорил он. - Сами предпринять что-нибудь мы не в состоянии, но они нас заметили, факт.
- Не в состоянии? Факт? Ничтожество! Слюнтяй! А я-то дура… Был бы здесь Павел, все было б иначе! А ты…

Это вырвалось у меня машинально. Я давно замечала, что, несмотря на наши отношения, Вадим ревнует меня к тебе. Часто, чтобы подразнить, я специально вызывала его на ревность. Тогда же это вышло чисто случайно. Вадим побледнел, во всем его облике появилось что-то зловеще-спокойное. Он повернулся и вышел. Я прижалась мокрым лицом к прозрачному куполу станции, за которым все уменьшалась яркая звездочка.

Внезапно характерная мелкая дрожь сотрясла стены станции. В безмолвном вихре пламени, заглушившим все великолепие звезд, из станционного дока медленно вышло и устремилось вверх серебристое тело "Разведчика". Боже мой, что это был за безумный день! Одно сменяло другое. Только теперь я поняла, что наделала. Я бросилась к передатчику, но Вадим не отвечал. В голове одна за другой "запрыгали" десятки мыслей: "Разведчик"… Метеориты… Запрет… Вадим…
И вдруг, ослепительной вспышкой взорвалась в голове и застучала молотками в висках мысль о ребенке…
- Вадим! Вадим!
Наконец он ответил мне спокойным голосом сквозь визг помех:
- Все будет хорошо… Успокойся, Ди.

Больше я его не слышала… Потом ты знаешь. Найденный "Разведчик" со взорванными дюзами, раскрытая дверь "переходника" и неподвижный Вадим в кресле пилота. Павел неторопливо достал пачку сигарет, но так и не закурил.
- Да. Многое тогда осталось загадочным. Метеориты, взрыв дюз - все это объяснимо. Но почему "Разведчик" затормозил, а не унесся невесть куда?.. Кто первым открыл шлюзы, кто включил маяк?.. Все же дело это прошлое. Прости, что я так говорю, но сейчас, мне кажется, тебя волнует больше другое, я имею в виду Феликса. Или ошибаюсь?
- Нет, Павел, ты, как всегда прав. Меня действительно волнует Феликс. Ты можешь назвать это глупым суеверием, но я боюсь за него.
- Конечно, я была рада, что он решил пойти по стопам отца. Но с "Их" прилетом все изменилось. Почему с "Ними" должен работать именно Феликс? Не знаю, но я никак не могу избавиться от ощущения, что "Они" имеют какое-то отношение к гибели Вадима. И потом, почему выбрали именно нашу стацию? Разве мало других? Я получила письмо от Феликса. Вместо спокойствия оно принесло мне только новые волнения. Оно целиком посвящено этому Лонгу. Феликс просто влюбился в него. Что это? Опять случайность? Он хочет нас познакомить. В общем, я тебе лучше прочту.
Диана достала небольшой листок, заполненный мелким, убористым почерком.

***

От старого, так хорошо знакомого здания Космической Академии веяло величавым спокойствием, вселявшим веру в незыблемость всего земного. Когда-то они с Вадимом еще зелеными курсантами переступили ее порог. Сколько лет прошло с тех пор?! Потом - защита диплома. Направление на станцию. Диана медленно повернулась к подъезду.
- Нет, они еще не выходили. Может, и к лучшему. Хотя, к чему эти оттяжки? Может быть, Павел прав, и я действительно просто накручиваю себя. В конце концов оснований для беспокойств нет никаких. А я перед Павлом выглядела, как дура. Всякая нормальная мать гордилась бы на моем месте. Ужасно глупо все получалось.

- Здравствуйте, Диана. - Мягкий голос вывел ее из задумчивости и заставил обернуться. Сердце на какое-то мгновение замерло и тут же бешено заколотилось. Перед Дианой стоял Лонг. Не узнать его невозможно: атлетическая фигура, глухой необычного вида костюм, и лицо, то самое, виденное много лет назад неземное лицо, с большими темными глазами.
- Феликс немного задержался и просил подождать. Давайте пройдем в парк.
Спокойный, ясный голос Лонга помог Диане быстро овладеть собой
- Да, да, конечно.
Нет, все-таки он немного другой. Моложе что ли. И взгляд какой-то тревожно-радостный. Хотя какая чепуха! Разве можно к ним подходить с нашими мерками?! Но страшного в нем ничего нет. Скорее даже наоборот. Во всяком случае, хоть понятней становится привязанность к нему Феликса.
- Вы сегодня летите?
- Да, уже скоро. Разве Феликс Вам не говорил?
Нет, все-таки неприятный тип. Будто не понимает, что я это так, просто спросила?!
- Я Вам почему-то неприятен?
- Почему Вы так решили?
- Мне показалось, Вам не нравится, что Феликс должен лететь со мной.
Удивительная проницательность Лонга еще больше увеличивала предубеждение Дианы против него.
- Лонг, скажите, почему Вы не такой? Я имею в виду не такой, как ваши товарищи. Они совсем, как земные. Как будто родились здесь. А Вы…
- Значит, дело только в этом? Во внешности? Я не знаю, сможете ли Вы меня понять, но я не хочу менять свой облик, как они. Достаточно одного раза.
- Что значит "менять облик"? Я Вас действительно не совсем понимаю. Вы хотите сказать, что у них не настоящий вид?
- В каком-то смысле да. Но не так все просто. Только постарайтесь понять меня правильно. В космонавтике большое значение имеют проблемы биозащиты и контактности с другими цивилизациями. Нет, не то… - Лонг заметно начал волноваться. 

- Видите ли, Диана, я хочу, чтобы Вы поняли меня правильно, для меня это очень важно. Там, откуда мы прилетели, давно уже нет медицины. Медицины в земном смысле этого слова. Время кустарничества с искусственным сердцем, почками и тому подобным давно прошел. Если организм изнашивается или повреждается, причины тут не имеют значения, его заменяют новым. Ведь человеческое "Я" - это не руки, ноги и голова, и даже не мозг. Это все только материя, оболочка. "Человек" же - это прежде всего память активная память, которая выражает себя во вне, сносится с внешним миром. И какая разница, как он выглядит внешне, изменяется или нет, когда скрытая в нем душа, разум, сам человек остаются прежними.
Судите сами: разве лучше, когда гигантская армия врачей переливает из пустого в порожнее, штопая и ставя заплатки, пытаясь хоть немного продлить жизнь больному, когда разум стремится вперед, а его задерживает бренность оболочки? Что тогда делать? Посылать на далекие планеты роботов или заключать себя в скафандры?
- Вы знаете, Лонг, я не берусь решать эти вопросы. Все, о чем Вы говорили, весьма интересно, но что странно, у меня сложилось впечатление, что Вы не мне это все рассказываете, а сами себя пытаетесь убедить. Конечно, я могу ошибаться, но почему в таком случае Вы не поступили так, как Ваши товарищи? Или Вы от всего застрахованы?
- Вы правы, Диана, это действительно нелогично, но с собой я ничего не могу поделать. Даже если мне будет грозить самое худшее, я не соглашусь. Только в одном случае это было бы возможно - если бы я мог вернуть свой настоящий прежний вид, вернуться в свое родное, а не искусственное тело. Но это невозможно. Долгое время это было у меня навязчивой идеей, болью, которая не оставляла ни во сне, ни наяву. Я засыпал и видел себя прежним. Вы не можете себе представить всю горечь моих пробуждений. Это было хуже, чем смерть. Не раз со всей очевидностью передо мной представала картина всей бессмысленности моего существования, я был уже на краю…, и только одна мысль, одна единственная надежда удерживала меня. Диана… - Голос Лонга прервался, в глазах появилось какое-то странное выражение страха и надежды. Всем своим обликом он напоминал в эту минуту осужденного, ожидающего приговор. Еще недавно спокойный, уверенный в себе человек, а сейчас…
Диана чувствовала, что Лонг несчастен, но зачем говорить все это ей? И что означает этот взгляд, как у влюбленного, забывшего нужные слова, что он себе вообразил?
- Диана, - казалось, Лонг преодолел какой-то ему одному известный барьер. - Я знал, что найду тебя, снова увижу. Все эти годы я жил только этой надеждой. Неужели ты еще не поняла? Ведь это я - Вадим!
Диана отшатнулась, как от страшного удара.
Что за мистика? Вадим и он! Чушь! 
-Уйдите. - Лонг сильно побледнел, но продолжал оставаться на месте. - Уходите сейчас же!

***

- Ну, что ж, вот и все. Круг замкнулся. Снова здесь. Все те же метеориты. Как тогда. Ничего не изменилось. Как видно, действительно от судьбы не уйдешь. Это она может крутить нами, как хочет. Зачем нужны были эти годы? Какие-то нелепые надежды. На что? Теперь зато все ясно… и полная пустота. Вокруг жизнь, люди, мечты. Но не для всех. Один. Совсем. Ни ваш, ни наш, для всех чужой. Все рухнуло в один миг. Для чего все это было нужно, к чему стремился, чтобы еще раз убедиться, что тебя никто не ждет, что для всех ты исчез, растворился в небытии?
Лонг медленно поднялся на смотровую площадку. До боли знакомое, громадное звездное пространство со всех сторон окружило его. Именно здесь когда-то он впервые увидел их корабль.
- Как давно это было и как - будто только вчера. Кажется, закроешь глаза - и станет ясно, что это просто кошмарный сон. Только сон, после которого обязательно наступит пробуждение. Все сразу станет на свои места, станет светлее и радостнее на душе от того, что жизнь прекрасна, что рядом с тобой дорогой, любимый человек. Но теперь все кончено. Круг замкнулся.
Перед глазами всплыл знакомый дорогой образ.
- Диана… - глухой стон вырвался из груди.
- Что с Вами, Лонг? - по трапу на площадку поднимался Феликс.
- Ничего, просто так.
- Я сейчас должен лететь. В нашем секторе застрял "Транспортник", отказало управление. Наверное, метеориты. Ничего особенного, но надо его выволочь в безопасную зону. Скоро вернусь.
- Я с тобой
- Нельзя, Лонг. Сейчас вылетать очень опасно.
- Я полечу, Феликс.
Лицо Феликса просияло:
- Хорошо. Идемте.

***

Четкими, привычными движениями Феликс уверенно направлял корабль на маяк аварийного "Транспортника".
- Вы знаете, Лонг, я хотел, чтобы Вы полетели со мной. Вам ведь, наверное, тоже будет интересно? Конечно, мне за это нагорит. В метеоритной зоне вообще летать не полагается. Тем более с Вами. Но потому я и пошел в спасатели, мне доставляет удовольствие каждый вылет, каждое единоборство с космосом, с метеоритами. Когда-то на этой станции из-за них погиб мой отец.
Последние слова вывели Лонга из задумчивости.
- Постой, постой. Что ты сказал? Твой отец погиб? Но разве ты не сын Павла? 
- Нет, конечно. Мой отец погиб еще до моего рождения. Его звали Вадим Громов.
На мгновение установившееся молчание разорвал резкий звон аварийной сигнализации…

***

- Ну, успокойтесь же, милая моя. Что это Вы?
- Доктор Вы не должны от меня ничего скрывать
- Да я и не собираюсь…
- Доктор, я хочу знать правду. Понимаете? Правду. Феликс - это единственное, что у меня есть.
- Да что Вы на самом деле. Говорю же Вам, что ничего страшного, все опасности позади, сейчас он в инкубационной камере, заживление идет отлично,  ни следов ни шрамов не будет. Через недельку увидите его живым здоровым.
- Спасибо, доктор.
- Да вытрите Вы слезы, наконец, в самом деле. Иметь дело с женщинами… Вот со вторым куда хуже. Сплошные ожоги, живого места нет. А посмотрели бы на него, как он держится! Хоть бы пикнул, пожаловался. И ведь знает, что положение безнадежно. Единственное, что его интересует - это Ваш сын. Как он обрадовался, что Феликс пошел на поправку! А как засветились глаза! Удивительный человек! Кстати, Вы знаете, что ему Ваш сын обязан жизнью. Если бы не он, вряд ли мы с Вами тут сидели. М-да… А сам погибает. Вот такая история… И самое обидное - сделать ничего нельзя. Медицина бессильна. Приезжали его товарищи, хотели забрать к себе на корабль. Говорили, что могут помочь. Так он отказался. Здесь, говорит, лучше. А что здесь?.. Впрочем, перевозить - только мучить. Сделать все равно ничего нельзя.
- Можно мне к нему, доктор?
- Хотите навестить? Он заслужил благодарности. Скажете сестре, что я разрешил.

***

Лонг лежал в комнате, окутанной полумраком и, казалось, был в забытьи. Непрерывно работающая вентиляция не спасала от присутствующего неприятно-сладковатого запаха разложения. Обезображенное до неузнаваемости лицо, совершенно лишенное бровей и ресниц, весь его вид потрясли Диану. Как ненужная шелуха, отлетела прочь вся та ненормальная сложность отношения к Лонгу. Все заслонило чувство глубокой благодарности и даже какой-то вины перед человеком, пожертвовавшим собой ради ее сына.

Лонг открыл глаза. По его взгляду можно было понять, что он узнал Диану. В глазах загорелся какой-то огонек, но вскоре угас. Взгляд ушел куда-то вглубь, в себя.
- Вы меня узнаете, Лонг. Я - Диана.
Лонг не отвечал.
- Я была у доктора. Он сказал, что Феликс поправляется. Вы спасли его, Лонг… Почему Вы молчите? Ваши товарищи могут помочь Вам. Вы выздоровеете. Вы должны…
- Я никому ничего не должен.
- Зачем Вы так, Лонг? Не обижайтесь на меня. Давайте забудем ту глупую историю. Я не знаю, как Вы узнали… Но видите: я готова забыть все… Я буду помнить только, что Вы спасли моего сына. Его друг всегда будет моим другом. Ведь правда? Ну, скажите что-нибудь. Вы не хотите мне отвечать?
- Лонг пристально посмотрел на Диану, как - будто хотел запомнить навсегда. Взгляд его потеплел, и, собрав последние силы уходящей жизни, еле заметно улыбнулся.
- Все будет хорошо… Успокойся, Ди.

1976 год.